Библиотека

Я смотрю, как моя дочь играет с подругой и мне становится плохо: в висках стучит, в глазах темнеет, я чувствую тяжесть в груди.

Я вижу огорченное лицо дочери и слышу, как подруга повысила на нее голос. Вот она отвернулась, ушла на качели, а моя дочь осталась одна, ковыряет палкой землю.

Усилием воли я заставляю себя не вмешиваться. Напоминаю себе: это дети, они играют, они учатся взаимодействовать. Иногда они обижают друг друга. А через пять минут обнимаются и клянутся дружить вечно.

Я вспоминаю слова психолога: “В детстве вы страдали от поведения подруги, эта травма по-прежнему сильна, с ней обязательно нужно работать, иначе пострадает уже ваш ребенок”.

Моя травма.

Я смотрю, как играют девочки и вижу себя в их возрасте. А еще я вижу свою подругу. Я обожала ее. Очень хотела с ней играть. Только почему-то каждый раз игры заканчивались одинаково: я плачу в углу. Мне обидно и одиноко, а порой я еще и наказана. Почему? Если я отказывалась подчиняться в игре, она пыталась вынудить меня хитростью или угрозами. А если это не удавалось, жаловалась учительнице или родителям. И ей всегда верили. А мне говорили: “Учись играть, скоро у тебя ни одной подруги не останется”. Часто я сама начинала верить в то, что сделала что-то не так. Плакала и грызла себя за то, что неправильно играла, не была достаточно хорошей подругой, расстроила ее.

Манипуляции. Абьюз. Газлайтинг. Все эти слова я узнала, когда выросла. Когда прошло много лет с тех пор, как я в последний раз общалась с подругой. Я вычеркнула ее из своей жизни, спряталась от ее влияния. Мне казалось, так будет лучше. Но теперь я вижу, что прошлое никуда не делось.

Оно возвращается, прорывается на свет там, где я совсем не желаю его видеть: в детстве моей дочери. Но заметила я это не сразу. Мне просто стало казаться, что моя несчастна. Что ее все обижают.

Я пришла к психологу и сказала ему, что подруги моей дочери ее абьюзят и газлайтят, ведут себя как настоящие нарциссы, что я хочу защитить ее и не знаю, как это сделать. “Я не сомневаюсь, что дети иногда бывают несправедливы, их нужно учить, наставлять и советовать. Но называть восьмилеток нарциссами и абьюзерами не стоит”, — сказал мне психолог.

Так я узнала, что дрожащие руки, повышенный пульс, комок в груди — реакция моего тела на травму, давнюю, но не излеченную травму из моего собственного детства. И находясь в этом состоянии, я переношу свои чувства и эмоции на дочь, ставлю ее в позицию жертвы, а ее подруг — на место моей подруги..

Я изначально убеждена, что отношения моей дочери с подругами будут развиваться по тому же сценарию. Что ее будут обижать, что она не сможет постоять за себя. Я просто не могу посмотреть на ситуацию объективно, я даже не хочу пытаться понять, что действительно происходит между детьми. Я просто хочу прекратить это, увидеть, как моя дочь улыбается.

Быть мамой сложно. Не из-за того, что мама должна уметь что-то особенное. Просто став мамой, ты не перестаешь быть человеком. Твое прошлое остается с собой. Ты тащишь с собой в материнство все травмы, проблемы и комплексы. И тебе приходится сражаться с ними уже не только ради себя, но и ради своего ребенка.

Разбираться со своими драконами. Относиться к другим детям как к детям, а не врагам. Попытаться разобраться в ситуации, не расклеивая ярлыки заранее. Не приучать дочь к позиции жертвы. Разговаривать, мягко советовать, быть доброй. Вот что мне предстоит.

Кстати, в сцене, которую я описала в начале текста, девочки поспорили о том, кто красивее - Анна или Эльза из “Холодного сердца”. Чуть погрустив в разных углах площадки, сделали “мирись-мирись” и порешили, что первое место сестры из мультфильма будут делить по очереди — в первый день одна, а во второй день другая.